Борель. Золото [сборник] - Петр Петров

…Из шахты вышли по лестнице. В глазах у Кости темнело, плечи и руки тянуло вниз, будто за кожу налили свинца. Но он храбрился, гордый тем, что работает теперь в забое, главное, с Бутовым. В новом звании ему хотелось показаться всему Улентую.

— Ну и конище, — говорил он о Ниле, шагая рядом с откатчиком. — Будто чуть шевелится, а как тюкнет, так и есть.

— Забойщик с гвоздя, — вторил Кудряш. — С таким охота и работать.

— И я малость наторел, ведь ты меня только до обеда загонял, а после я не шибко поддавался, — хвастался Костя.

Кудряш на ходу обметал рукавицей стоптанные, еще деревенские бродни и белесыми глазами посматривал на нового забойщика.

Оба были плечистые, крепко увязанные в кости.

— Ты из деревни, Костюха?

— Ага… из Макруши… Но забыл ее…

— Чуть не земляк. А я из Лохматого Ключа.

— Домашность есть?

— Была одна лошаденка и ту на дорогу загнал. К хозяйству меня сызмальства не тянуло. Я хочу заработать денег и на учебу податься. Меня к этому давно поманивает. Еще отец покойник писарем прозвал.

— Ты хороший мужик, — весело сказал Костя, положив руку на ядреные крыльца Кудряша. — Будем работать вместе.

— Будем, — улыбнулся откатчик.

5

Из стволов шахт шумно выходила дневная смена. Навстречу ей дружно шагала ночная. Люди смешивались, были неразличимы в сумерках. Освободившиеся окружили инженера Антропова и Гирлана. Шахтеры поднимали головы вверх на третье звено стропил, седлом накрывающих разрез бремсберга. Наверху, обняв ногами бревно, громоздился Морозов. Ловкими ударами он загонял в петлю концы стропилин. Получались заячьи уши.

— Вот оно што обозначает! — самодовольно крикнул орловец, сползая на животе вниз. Морозов подошел к Гирлану и смешно скорчил рожу.

— А вы говорите в Америке… или как ее там… По вашей укаэке мы прорюхались бы до конца четвертой пятилетки, а по нашему планту через две недели — крыша. Вот завтра начнем на эти ребра заваливать плашняк и слизнем все, как сусло.

— Молодец, молодец, — похвалил Антропов.

Гирлан презрительно улыбнулся и направился к поселку.

Бутов подтолкнул орловца локтем:

— Так, так, товарищ. Ты, видать, не только драться умеешь. Понимай, понимай, как надо работать. — И Морозов понял его. Закинув на плечо топор, плотник высоко поднял голову и рядом с Антроповым пошел к поселку.

— Зачем этого кота здесь держат? — кивнул он вслед уходящему Гирлану.

— А кто же будет разъезжать в мягких вагонах и получать валюту? — пошутил Бутов и лукаво глянул на Антропова. — Дай ему квартирку в пять комнат с ванной, а он шляется, как гулевой конь.

— И верно, — подхватили другие.

— Что-то из построек у него ничего не растет.

— И расти не будет. Вон фабрику вороны обсиживают.

Антропов молчал, хотя и понимал, что рабочие вызывают его на разговор.

Обязанностей Гирлана никто по-настоящему не знал. Он числился служащим треста в должности специалиста по установке заграничных машин. В ведении иностранного специалиста находилось три рудника. На каждом из них он говорил по-разному, выдавая себя за инженера, рационализатора, специалиста по постройке обогатительных фабрик и эфельных заводов.

…Надежда Васильевна еще с вечера приказала прислуге приготовить обед на шесть приборов. На окна были повешены свежие занавески, а на столах появились хрустальные вазы с восковыми розами. Вещи эти, в том числе фарфоровая посуда, хранились издавна и извлекались из сундука только в особых случаях в именинные дни.

Были годы, когда Виктор Сергеевич с гордостью смотрел на Наденьку, ее глазами расценивал людей и вещи. Но сегодня он остановился на пороге столовой и недовольно поморщился. Чрезмерные заботы о Гирлане бросались в глаза, усиливали подозрение. В жизни их усиливалась трещина. Надежда Васильевна прошла перед ним в белом шумящем платье. От голубого абажура на нарядный стол падал облачный свет.

Инженер ощутил гадливое чувство. Оно подсказывало, что все это сделано не для него. Что от него здесь вообще скрывают, его терпят, как нечто чужое, но доходное. До появления Гирлана Наденька мало заботилась о нарядах, даже опустилась в этом отношении. Знакомые намекали Виктору Сергеевичу на ее неряшливость, на скрытую болезнь и прочее.

Инженер снял рабочую тужурку и подошел к умывальнику. Прислуга, кряхтя, вынимала из печи огромный пирог, обливалась потом.

— Паша, дай воды… Что это за праздник у нас?

Виктор Сергеевич подобрал рукава, посмотрел на свои испачканные руки и брезгливо дернул губами. Он вспомнил костлявого бескровного Гирлана (Антропов был сильный и недурной внешностью. Это он знал сам).

— Кто ее знает, — проворчала прислуга, — должно, гости какие-то будут. А тут дрова куражат, язви их.

Инженер прошел в кабинет. Из спальни доносился игривый голос жены. Без слов она напевала какой-то фокстротистый мотив.

— Да, Виктор! Ты переоденься, пожалуйста, — спохватилась Надежда Васильевна. — Паша, дай хозяину белье.

— Я должен пойти на службу.

— Вот еще радость!

Жена появилась в дверях и гневно обожгла мужа темными негодующими глазами.

«Муха в сметане», — вспомнилось инженеру.

— Ты шутишь или снова сцена? Как не стыдно! Сегодня такой день и вдруг эта служба.

— Но ведь я не могу… И ничего особенного не вижу в этом дне…

Антропов все же переоделся и, выпив рюмку водки, наскоро закусил хлебом с кетовой икрой. В мягком кресле сразу ощутил потребность в отдыхе, но, борясь с дремотой, взял газету.

…Гости пришли разом. Перебоев помог раздеться женщинам. Гирлан поцеловал ручку Наденьки, смотрел на хозяйку, как на куклу, только что принесенную из магазина.

Стол был накрыт Пашей с безукоризненным мастерством, и гости дружно принялись за кушанья. Больше всех пил, ел Перебоев. Он же начал разговор о перемещении Клыкова. Евфалия Семеновна вздыхала, заботилась о перевозке рояля. Но к концу ужина вниманием гостей овладел Гирлан. Он высокомерно поносил советскую технику.

Все время молчавший Антропов грустными глазами оглянул кампанию и сдержанно спросил:

— Что же заставляет вас жить среди нас?

На лице Наденьки он поймал тревожное движение.

Иностранец дернул плечами. Но за него горячо вступились женщины и Перебоев. Химик вытер салфеткой мясистые губы и заерзал на стуле.

— Странный вопрос, Виктор Сергеевич! — горячился он. — Это же понятно… каждому понятно. Иностранцы должны изучать наш бедлам… Для истории человечества это очень важно.